букв**
Он остановил меня на улице.
Подошел, тронул за рукав и, воровато оглядевшись, тихо спросил:
— Не купите?
— Что именно? — не понял я.
— Пятерочку…
— Какую пятерочку?
— Вот эту! — и протянул мне новенькую пятирублевую бумажку.
— Фальшивая? — поинтересовался я.
— Нет, почему… — обиделся он. — Самая настоящая…
— А почем пятерочка? — спросил я, еще плохо понимая всю абсурдность такого вопроса.
— За трешку отдам, — сказал он.
Я испуганно посмотрел на него. Это был обыкновенный человек в темном пальто и шляпе. На носу сидели круглые очки, за очками были круглые глаза. Круглые и вроде бы очень честные глаза.
«Розыгрыш! — подумал я. — Обыкновенный розыгрыш. Ну ладно, посмотрим, чем вся эта история кончится…».
Я дал ему три рубля и взял себе пять.
— Спасибо, — тихо сказал он.
— Не стоит, — сказал я. — Всегда рад… Больше нет пятерочек?
— Нет! — вздохнул он. — Пятерочек больше нет… Есть десяточка, но дорогая…
— Почем? — заинтересовался я.
— Семь рублей! — Он произнес эту цифру, испуганно глянул на меня и тут же поправился: — Ладно, отдам за шесть.
— Идет! — сказал я и полез в кошелек.
Я дал ему пятерку и рубль, он протянул мне десятирублевую бумажку. Я внимательно осмотрел ее. Десятка как десятка! Все водяные знаки, все линии на месте. Явно не фальшивая.
«Что за черт?! — мысленно выругался я. — Ведь он же не пьяный…»
— О, смотрите, у меня теперь есть пятерочка! — радостно воскликнул он. Вы же интересовались… Купите за трешницу?
— Конечно! — согласился я, терпеливо ожидая, чем эта комедия закончится.
Обмен состоялся. Я дал ему три, он мне — пять.
— Трешниками не торгуете? – осведомился я.
— А сколько за них дадите?
— Да по рублю за трешник вроде бы в самый раз, — хрипло произнес я, чувствуя, что в горле появился какой–то комок.
— С удовольствием, — обрадовался он. — Берите оба трешника.
Он протянул мне шесть рублей и взял два.
Его лицо светилось от счастья.
— Я бы не продал, — сказал он, — но, как говорится, обстоятельства заставили: деньги нужны.
В это время заскрипели тормоза и возле нас остановилась белая машина с красным крестом. Из нее вышли доктор и два молодых санитара.
Увидев их, человек в шляпе как–то сразу сник, грустно вздохнул и пошел им навстречу.
— Что же вы, голубчик? — с улыбкой сказал доктор. — Опять, значит?
— Не могу! — хрипло крикнул человек в шляпе. — Не могу!
И покорно сел в машину.
— Возьмите! — сказал я и протянул доктору деньги. — Это его… Черт возьми, как я сразу не догадался, что это душевнобольной?
— Острый психоз! — сказал доктор. — Депрессия!
— Отчего это у него? — спросил я.
— Писатель он, — сказал доктор. — Романист. Роман новый издал. Мыслей там на три копейки, а стоит книжка рубль восемьдесят… Вот его совесть и замучила… Гонорар распродает…
— Бедняга! — вздохнул я и пошел прочь.
Я шел по улице и смотрел себе под ноги. Настроение у меня было скверное. Все время вспоминались его круглые очки, за которыми были круглые глаза. И голос его вспоминался: тихий, чуть–чуть хрипловатый. И застенчивая улыбка.
И еще почему–то вспомнился мой научно–исследовательский институт. И проблема, которую я разрабатываю. И премия, которую мне выдали в конце квартала. И сразу в груди что–то закололо, а в голове переливистым звоном зазвенел колокольчик.
Я остановил первого попавшегося прохожего и, нащупав в кармане пятирублевую бумажку, тихо спросил: «Не купите?..».
--
Григорий Горин, «Почем деньги?»