Я как-то поминал, что компьютер у меня стоит на письменном столе, и да, я уже знаю, что это безразлично практическим всем возможным читателям этого малоосмысленного предутреннего текста. Тем не менее факт наличия у меня письменного стола, точнее факт наличия в нём пяти ящиков, по сути являющихся фаршем из "капсул времени", время от времени генерирует странную мозговую активность, невольным свидетелем которой прямо сейчас становишься конкретно ты. Прости за фамильярность.
Так вот, копаясь в этой фрактальной щели между мирами я случайно наткнулся на предмет почти никак не связанный с последующим рассказом, разве что тем, что косвенно послужил причиной этого рассказа. Так вот, я наткнулся на перьевую ручку.
У меня реально хуёвый почерк. Мой почерк настолько хуёвый, что даже медики говорят мне об этом, и это не форма речи, не самоирония, или какой ещё троп. Это факт. И время от времени во мне просыпается сумасшедший перфекционист, желающий как-то исправить этот мой недостаток. Почему из всего массива моих недостатков, а я хочу заметить, что недостатков у меня немало, и многие из них оказывают гораздо большее влияние на мою жизнь, к тому же их гораздо легче исправить, мой внутренний идиот выбирает именно почерк я знаю, но это сюжет для отдельного романа, который вряд ли кто-то захочет читать. В детстве, мне сказали, что письмо перьевой ручкой исправляет почерк, кстати, в моём случае это и правда работает (я был внушаемый, да), однако, для закрепления эффекта надо регулярно и много писать, чего я, естессно, не делаю. Тем не менее у меня дома есть некоторое количество перьевых ручек, иногда пишущих. Та ручка, на которую я наткнулся была подарена мне на свадьбу хорошим другом, человеком не лишённым ехидства. Дело в том, что я не люблю синий цвет. Я избегаю синего цвета если это возможно, и если невозможно тоже стараюсь избегать. Наиболее корректной формулировкой будет, мне кажется такая:
Я НЕНАВИЖУ ЭТОТ ЁБАНЫЙ ЦВЕТ
Угадайте цвет корпуса ручки. И чернил.
Но у цветов есть свойства. Если смотреть на синюю ручку при жёлто-зелёном освещении, особенно достаточно приглушённом, то синий кажется чёрным. Поэтому я достал ручку из коробочки в которой она лежала и начал писать ею каракульки. Просто каракульки.
Процесс написания каракулек очень глючный и опасный, особенно в 4 часа ночи. От него в вас просыпается какое-то странное существо, помесь Роршаха с Юнгом, которое пытается выяснить у вас же, а значит и у себя, значение тех неровных петелек, что навеки покинули чернильный резервуар и остались высыхать на странице задрипанной тетрадки, вылезшей из каких-то ранне-школьных недр стола. И как только я начал думать над этим странным свойством мышления, как мне в голову ворвался тихий но отчётливый голос милой девушки Веры, которая в 2002 году была не только старше меня на год, но ещё и пассией одного моего знакомого, учившегося на дизайнера. Сама Вера училась на психолога в Универе, тусила в основном в Стрельне, однако время от времени выползала на побухашки гатчинских ублюдков, к числу которых относился и я, и мой знакомый дизайнер, на Ваську. Знаете, этот дворик за Академией, не тот который целый сад, а именно дворик у мастерской мозаики, в 2002-м там ещё постоянно было битое стекло, гуманитарная студентота и споры о Гесиоде? Вот там мы и колдырили. Мой знакомый, Федя, кстати, его звали, очень гордился тем, что его девушка и умная, и красивая, и ему всё прощает и принимает все его выверты, а девочке Вере их отношения видимо просто нравились по некой иррациональной причине. Поэтому на суровых побухашках накануне воскресенья (так как в субботу у половины студентов учёба была, и огого какая) её милое личико можно было увидеть регулярно.
Пару слов о Вере. Девица была реально клёвая. Симпатичная, с действительно привлекательным лицом (без макияжа, сама по себе, именно гармонично расположенные на лице его составляющие), с сиськами, которые она скрывала ровно настолько, насколько это требовали приличия и погода, с мозгами, в которых помещались не только её насущные проблемы, а много интересных фактов из самых разных сфер, с аналитическими способностями... карощ, Феде завидовали.
И Федя знал что ему завидуют.
И ему это льстило.
И его это напрягало.
Он постоянно опасался, что на пьянке кто-нибудь охмурит "его девочку" в его отсутствие, поэтому избегал отлучаться от оной особы дольше, чем на время необходимое для справления малой нужды. Очень быстрого справления.
Та пьянка обустраивалась в очень зябкое средненоябрьское время, когда ни осадки, ни поверхность Невы ещё не имеют определённого агрегатного состояния, поэтому неудивительно, что начало пьянки прошло типа как под внимательным надзором Эрвина Шрёдингера. Постепенно пьянеющие студенты, среди которых имеющих отношения к физике был только я (физ-хим-биология, если что. Кафедра экспериментальной физики) трепались на тему бедного котика, а я, уже тогда будучи высокомерным мудлом, тихонько скучал сидя на урне. От скуки я достал свою перьевую ручку, небольшую тетрадку в твёрдой обложке и начал тихонько исправлять свой почерк, выписывая значки интегралов в ряды. В какой-то момент я заебался, начал рисовать каракульки, в следующий момент ко мне подошла Вера и у нас с ней завязался диалог. Простой диалог ни о чём. Точнее не совсем ни о чём. О каракулях. Пока дизайнеры генерили креатив не имеющий никакого отношения к квантовой физике, мы с девочкой Верой поговорили об истории психологии, о забавных казусах из практики известных психоаналитиков, о забавных случаях приписываемых практике известных психоаналитиков и т. д.
Нет, я не подкатывал к ней яйца, на тот момент у меня не оставалось яиц на кого-то за пределами моей девушки, так-как наши с ней отношения были настолько иссушающими, что воспринимать кого-то ещё как сексуальный объект смог бы только какой-нибудь герой индуистского эпоса. У меня была передозировка секса, и мне просто нравилось негромко говорить с умным человеком, высокомерно посматривая на пьющих дизайнеров. Да, я понимаю, что интеллектуальное превосходство перед той кодлой могла испытывать даже белая планария. И что?
В общем, в какой-то момент Федя нас засёк. Но он знал о моих отношениях с Настасьей, поэтому особой ревности не испытал, более того, решил, что этим нашим тихим диалогом можно воспользоваться. Его заебало пить напитки, в выборе которых он не принимал участия, он хотел реализации своих алкоголических свобод, и я как нельзя лучше подходил для его плана. Ведь пока мы с Верой треплемся её никто не кадрит. А я её точно не буду кадрить - у меня завтра утром рандеву с моей любимой нимфоманкой, тратить силы на стороне не в моих интересах. Вот только один минус: за время его отсутствия мы могли перестать общаться, переместиться друг относительно друга, или вообще даже разойтись в разные стороны. Федя подошёл к нам неверной походкой, неуклюже достал наручники из своей сумки и на удивление оперативно сковал нас вместе. Чтобы у нас не возникло сомнений он ещё и пояснил:
-- Так, ты следи за её моральным обликом. Я пока до магазина. И чтоб никаких кобелей рядом.
И ушёл.
Я проводил его пару секунд глазами, повернулся к Вере... Блжад, я чуть не обоссался от ужаса. На месте Веры сидела пылающая гневом Немезида. Ещё пару секунд назад она любила этого смешного мудака, прощала ему его мелкие косяки, с удовольствием отсвечивала в его компаниях, была готова к безумствам и приключениям, но эти пара секунд безвозвратно растворились в холодных водах Стикса. Отныне тот мудак был ей глубоко и органично противен, теперь она желала ему только зла. Даже не смерти, именно зла. Глубокого, необъятного зла. Я уже потянулся за булавкой, чтобы сколупнуть с себя браслет и съебать, чтобы не стать свидетелем тех жутких и кровавых событий, которые мне казались неизбежным развитием ситуации, как вдруг лицо Веры вернулось к исходному состоянию. Если не считать какого-то инфернального оледенения глаз, противоестественной бледности и прокушенной губы из которой проступала капелька крови. Эта капелька очень прочно отпечаталась моей памяти. Вера нервно выдохнула, громко сказала что-то на тему того, что раз белый господин приказал ей здесь ждать, то она будет ждать, и нет, оставь эти смешные браслетики, так даже романтично, прям эклектическая смесь средневековых рыцарских романов и маркиза де Сада. К возвращению белого господина она была уже почти совсем такая же, как до его наручниковой выходки.
Я был пьян. Я был сильно пьян и решил что все эти проявления эмоций просто преувеличены в моей голове. Пришёл Федя, расцепил нас, поцеловал её в губы, и она ответила ему тем же, мы выпили ещё, разошлись, я побёг до метро, чтобы успеть на электричку в Гатчину, меня там встретила Настасья, отчитала меня за алкоголизм, потом было много чего ещё... Спустя полтора года я узнал об эпичном расставании Феди и Веры.
Ещё полгода после того случая их отношения бурно развивались в романтическо-богемном ключе. У них были клёвые тусовки, на которых все видели, что их влюблённость перерождается во что-то серьёзное, потом они жили вместе, Федя перерождался в будущего семьянина, их считали идеальной парой. В какой-то момент Фёдор сделал ей предложение, и она с радостью приняла его.
А накануне свадьбы Вера пришла на его мальчишник и замутила хардорную групповуху с тремя его лучшими друзьями, изрядно датыми на тот момент. Подгадала так, чтобы он застукал всех их уже на финальной стадии. Плюнула в него спермой, швырнула кольцо. Публично унизила разными способами, включая рукоприкладство и громкий рассказ о незначительности некоторых его физических и физиологических параметров, а также рассказала пару случаев из их сексуальной практики, заостряя внимание на нетрадиционности его предпочтений в вопросах использования женского белья и способах получения оргазма.
Свадьбы не состоялось.
Спустя ещё пару-тройку лет я случайно её встретил рядом с универом. Она уже закончила учёбу, уже совмещала аспирантуру с профильной работой. Мы с ней потрепались и я в какой-то момент в лоб её спросил по поводу странного способа прервать подготовление к свадьбе. Она нежно улыбнулась и ответила в полушутливом тоне, что мол этот мудила должен радоваться уже тому, что пережил тот мальчишник. Причём она сказала это так мило, что никакого чувства гендерной солидарности у меня не возникло. На очевидный вопрос о причинах столь продуманной мести Вера ещё более мило ответила:
-- Помнишь его выходку с наручниками? До сих пор думаю, может надо было его ещё и кастрировать? В назидание...
Если кому интересно, то Федю по сей день можно встретить на улице. Нет, он пока не бомж, но он окончательно спился, клянчит у всех бабло, и все его избегают.
akifo
